10 вопросов для меня от себя самой

Мой псевдоним Рут Фландерс, и в литературном мире я не одна такая. Опубликовали - ну и ладно. Хотя, честно вам скажу, это повод задерживать мои публикации на некоторых ресурсах - и это версия. Что ж, подождём. 

Ведь я родилась в Вильнюсе, а ждать литовцы умеют. 

Долгое время мне вообще не хотелось продвигать мою первую публикацию. Как-то не заладилось с самого начала. Наверное, на то время синдром "сапожника без сапог" был сродни моему неожурналистскому "детству", из которого я всё-таки выросла. 

Равно как из сапог, - всё чаще предпочитаю ботинки, хотя комплексы по этому поводу ... заснули?

Спящие комплексы - одна из любимых подтем моих произведений. По образованию я психолог, успела закончить журналистские курсы для работы в медиасфере - правда, дипломную так и не написала. 

Брезгливость - ужасное чувство, способное довести до жуткой мигрени.

На заре копирайтинга у нас отчего-то не любили зваться копирайтерами. Наверное, старый комплекс моего поколения 90-х, уставших от "менеджера клинингового текстиля" и "супервайзера форгеттинговых бумаг в санузле". 

А вы работали Менеджером-Куда-Пошлют? Если нет, даже и не проситесь ко мне на кофе, сваренный в турке. Колпачки для кофемашины оставьте для дня рождения под цитаты Фрейда.

Наш послешкольный планктон цитировал Фрейда на перекурах. Так было нельзя, но зачем?

Гм, я из того поколения, которое не привыкло ждать от жизни чего-то исключительного, - тем не менее, постоянно на него нарывалось. Мы очень ситуативны, чем до сих пор раздражаем своих родителей. Попалось под руку - хватай, но разве мы это сами придумали?

В общем-то, так у меня родилась идея поспрашивать самоё себя, в эпоху цифровых дистортов и гиперинформированности обо всём на свете. Посидев на Кворе, я изучила кучу вопросов, на которые никто никогда не отвечает, а если отвечает, то лучше бы молчать - а стоит ли? 

Эгоцентризм хомо дигитусов достиг предела, за которым они вынуждены либо сами отвечать себе, либо свернуться и уходить доучивать журналистику. Или криминальное право, что для них более джастифично.

Раньше подобные обороты назывались брайтонскими, пока я не начала учить польский.

1. Рут, откуда псевдоним?

От Симпсона, вестимо. Гугл на этом неплохо заработал, а Нед Фландерс продолжает раздражать меня с не меньшей интенсивностью, нежели 15 лет назад.

На самом деле мне просто хотелось придумать короткий и звучный псевдо в контекст произведений. Родственники - ну и родственники себе, что ж. 

2. Как и когда вы начали писать?

Неплохо и рано. Тому, кто читает с трёх лет, наверное, ничего другого не остаётся. В семь лет, насмотревшись "Мисс Марпл", я начала писать детектив. Моего героя звали Освальд, он был удивительно похож на шерифа Гая Гисборна из "Робин Гуда" с Майклом Прайдом, и я не понимала, отчего мои бета-ридеры так странно на меня смотрят. Если б они не сказали, я бы, может, и дописала бы тот детектив.

3. А первый роман?

А первый роман назывался "Последняя ступень возмездия" и был таким авантюрным, что я забывала погулять. Он занял две общих тетради. В нём было много дуэлей, пафосных диалогов, недетских поворотов судьбы и любовь, которой нет преград. Всё закончилось хорошо, но мне отчего-то было этого мало. Хотелось писать по-настоящему - я чувствовала, предела нет.

Книга так и не была издана - выросла вместе с персонажами. Кое-что уже опубликовано.

4. То есть, "Тайна Садовой Башни" и "Дочь мытаря"....

.... это повзрослевшее творчество, причём, намеренно мной перенесённое в эпоху, комфортную для описания. Интернетом юность меня не баловала, поэтому приходилось сидеть в библиотеках. Я буквально заставила себя поднять целину, которая отчего-то стояла нетронутой. Эпоха Тюдоров - период, популярный очень даже местами. 

5. Не пожалели о затраченных усилиях?

Ничуть. Когда я говорю, что дописывала за Марио Пьюзо - это не совсем шутка. Долгое время просто не могла толком вклиниться в историческую канву, всё расходилось по швам. А "Дочь мытаря" написала чуть больше, чем за месяц - благодаря всего лишь одной фразе из хроники Френсиса Бекона. Правда, с изданием вышли определённые трудности - но у кого их не бывает? Книгу не сразу взяли в публикацию, да я и не ходила в повторяющиеся лобовые атаки. Просто дождалась момента.

6. А "Тайна Садовой Башни"? Трудно было с ней работать?

Неимоверно. Иногда казалось, что я просто не дотяну такую ношу. Подход был иной, нежели в "Дочери мытаря" - меньше эмоционального топлива, больше анализа и внимания к деталям, как того и требует расстановка фокальных персонажей. Впрочем, с эмоциональным накалом иногда запредельно вышло, как по мне. А может, я просто воспринимаю близко к сердцу всё, во что вжилась. Нужно было заставить читателя пережить это.

7. Кто помогал?

Бог и всё, что им было дано. Как только всерьёз взялась за работу, стали попадаться источники, о которых я даже не мечтала. Вкус открытий был неимоверным. Я никуда не ездила, ни с кем не консультировалась, ни от кого не получала наставлений. Библиотека, Интернет, читательский опыт и всё, что наработала в отношении текстов. Как раз начали выходить справочники для писателей, тогда они даже не пахли утилитарщиной, как сейчас. Можно было почерпнуть ценные советы для всех, кто хочет научиться писать толково.

Более того, у меня за правило - ни с кем и никогда не обсуждать подробности творческого процесса, книги, которые не опубликованы, не просить сделать мою работу за меня. Сейчас такой подход непопулярен, но я старовер.

8. В отношении веры - вы много критикуете иноверцев....

Имею на это право, - и, кажется, не оскорбляю чувство веры как таковой. Даже Неда Фландерса могу понять, хоть его единоверцы меня чуть не укокошили. Впрочем, о вере говорить бессмысленно, когда случаются вещи, неподвластные уму. К примеру, отчего я в одиннадцать лет создала героя, который похож на молодого Лоренцо Медичи, должен испанскому купцу огромную сумму денег, из-за которой не может жениться на дочери соседа, которую вынужден воровать, чтобы свадьба состоялась. Есть вещи, которые чувствуются и приводят к определённому результату, поэтому с Ватиканом я не дружу. Больше нет ни сил, ни желания делать хорошую мину при плохой игре.

9. Вас не обвиняли в антисемитизме из-за "Дочери мытаря"?

Я сама себя назвала контрасемиткой, и тоже имею на это право. А если кому-то хочется втиснуть меня в определённые шаблоны, так это их проблемы. Всю жизнь сбегаю из прокрустовых лож, а мои дети научили меня ещё и палки выламывать из бортиков - если непонятно. 

Что касается антисемитизма как такового, это больно, а ксенофобия ещё больней. У современных ксенофобов больше нет градации по Барбароссу, как у Гитлера. У них есть сортинг и эксклюзия, поэтому я страдаю всеми своими корнями - как и другие. С евреев жизнь спрашивает как с тех, кому доверено многое. Я с этим смиряюсь по Корчаку, ну, и по Священному Писанию, прежде всего. Иначе я просто умерла бы от фиксации на чужой ненависти. Она существует, но если о ней постоянно думать - жизнь закончена.

Меня очень беспокоят единокровные, которые постоянно просятся назад в Египет. Украинцы, литовцы, евреи, поляки - разве не всем Бог сказал, куда надо идти? Вот это беда, и это иногда больше, чем желание восстановить соцлагерь, концлагерь или даже пионерлагерь в новой редакции.

В Православии для меня - наивысшая точка свободы. Вот это культура, в которую хочется интегрироваться бесконечно. 

10. Вы не хотите говорить о войне в Украине - совсем?

А мало? Мне просто не хочется думать в заданном направлении, когда реальность шире. Все понимают, но сказать боятся. Зачем? Конспирологические теории строить гораздо приятнее, чем осудить коалицию, развязавшую войну против моего народа. Одним выгодно брать ответственность на себя, другим выгодно ею прикрываться. И мне давно неважно, как посмотрят на моё нежелание комментировать что-либо о войне. Все знают, что такое ненависть, которая не может и не должна быть патриотизмом, что такое желание выслужиться и набрать рейтинг за простреленные головы. Даже молча я даю понять эту правду, и она до сих пор не нравится куче людей отовсюду. Плохой я человек или очень плохой - у каждого есть душа, с которой ему иметь дело навсегда, и от неё не сбежать никуда, поэтому я учусь избирать окружение, прощать и не осуждать. Это здорово.